Основная цель этой книги состояла в том, чтобы проанализировать взаимосвязи между формами работы и источниками работы.
В первой части я показал, как они изменились, а во второй части мой интерес был сосредоточен на местной политической экономии острова Шеппи в качестве контекста для подробного эмпирического анализа стратегий семейной работы.
Анализ в первой части продемонстрировал ошибку утверждения о том, что что-то беспрецедентное повлияло на характер работы в 1980-х годах: беспрецедентный период, с точки зрения моделей последних двухсот пятидесяти лет, был периодом бум полной занятости для мужчин в 1950-х и 1960-х.
Этот период роста заработной платы в спросе на молодежь и труд иммигрантов и расширения государственных расходов на здравоохранение, социальные услуги и образование составил базовый уровень, концепцию того, что является нормальным для политиков, аналитиков СМИ и многие ученые.
Рассмотрение всех форм работы предполагает, что, хотя общий объем выполненной работы, скорее всего, будет увеличиваться, а не уменьшаться в большинстве домашних хозяйств, появляются новые разделения труда.
Кажется очевидным, что распределение всех форм работы становится все более несбалансированным. Происходит процесс поляризации, при котором семьи одного полюса полностью интегрированы во все формы работы, а семьи другого полюса - семьи, неспособные выполнять широкий спектр работ. (1) Кроме того, меняется разделение труда внутри и между семьями, а также разделение труда между семьями и другими примерами, такими как государство и, наконец, между самими государствами.
Эти новые разделения труда, которые появляются, или которые пересматриваются (2), предполагают, что большая часть традиционного анализа должна быть пересмотрена. Предположение о том, что занятие главы семьи мужчиной является важнейшим фактором, определяющим социальную и политическую совесть семьи, вызывает серьезные сомнения.
Разрыв между семьями более состоятельных и домовладельцев внутри нормальных работающих людей и более обездоленными семьями из низших классов становится все более важным, чем обычные разделения, основанные на различии между ручным и не ручным режимом.
Семья с ее особой системой ценностей, основанной на домашнем хозяйстве, обладает политической силой, которая не может быть сведена к опыту трудоустройства в обществе одного из ее членов.
В этой последней главе я отошел от рассмотрения социальных процессов, лежащих в основе этих моделей форм труда и источников труда. Почему семьи ведут себя так, как они? Двигаются ли семьи к большему освобождению или они все более ограничены? Если основные процессы прямо или косвенно не включены в основные материальные условия, на что следует обратить внимание? И если они связаны, каковы механизмы, которые связывают условия с поведением?
Три важных направления мысли были представлены в качестве основы для пересмотра широких связей, существующих между семьями, работой и обществом.
Первое подчеркивает добрые силы, которые в капитализме порождают социальные инновации, в частности, достижения в области технологий.
Второй подчеркивает неравномерное развитие капитализма и рассматривает развитие других форм работы в семье как регрессивное и злое. Третий подход подчеркивает переход от сферы производства к сфере потребления как основного источника сознания людей и социальных достижений.
Каждая из этих трех точек зрения определенным образом внесла свой вклад в мою позицию, и прежде чем идти дальше, я представлю их критически.
Семья, работа и общество: альтернативные направления мышления
л. Социальные инновации в капитализме
Эта позиция основана на предположении, что сочетание технологических инноваций в обрабатывающей промышленности и социальных инноваций в поведении семей, особенно в том, как товары и услуги производятся в домашних условиях, порождает тенденции, порождающие качественно другому типу общества.
Поскольку члены семьи используют свою рабочую силу и свое основное оборудование для производства товаров и услуг для себя, все больше и больше работы выполняется дома.
Логика экономического развития, которая переходит от первичного производства через производство к предоставлению услуг, прерывается.
Ускорение производительности в обрабатывающей промышленности по сравнению с производством конечных услуг означает, что товары дешевле по сравнению с конечными услугами. Таким образом, семьи покупают промышленные товары, которые позволяют им производить больше услуг для себя.
По сути, эта линия мышления основана на эффективности и инновационном потенциале капитализма и на системе ценностей, которая поддерживает и одобряет инновационные модели внутреннего потребления. То, как люди тратят свое время и деньги, само по себе создает экономический отклик в балансе и содержании товаров и услуг.
Эта линия мышления была разработана Джонатаном Гершуни с течением времени, и я буду использовать его работу, чтобы объяснить это более подробно (3). Гершуни не рассматривает капитализм или классы в своем анализе развития типа экономики самообслуживания; он предполагает, что это социальная выгода для рабочей силы и некоторые капитальные затраты при предоставлении услуг, которые передаются семьям. Товары и услуги дешевле, качественнее и практичнее.
Такие факторы косвенно противодействуют затратам времени и любому перераспределению работы в семье (4).
Социальные инновации для Гершуни включают технологическое развитие инновационного процесса, как на рабочем месте, так и дома.
Он предполагает сочетание новой волны технологических инноваций - микропроцессоров, систем хранения информации и новых инфраструктур преобразования информации - с новым спросом на домашние услуги:
Кроме того, мы могли бы представить информационные пакеты, которые дают советы по семейным операциям (5).
К сожалению, как я уже указывал в главе 5 (стр. 153-158), последствия этой линии мышления Гершуни не рассматривали.
Он просто утверждает, что в прошлом «бедные становились богатыми со временем» (6), и утверждает, что в будущем процесс, который он описывает как «социальные инновации», приведет к двум вещам:
Это повысит спрос на рабочую силу в формальной экономике, создав новые рынки для новых продуктов, используемых в «инновационных способах производства», а также в неформальном секторе. И это снизит предложение рабочей силы для денежного хозяйства (7).
И продолжает говорить:
Мы должны признать, что развитие событий отчасти определяется логикой, которая является внутренней по отношению к нашим социальным институтам и материальной среде, и значительная часть нашего контроля (в ходе будущего развития) несколько податлива (8).
Однако даже в своем самом оптимистичном взгляде на будущее экономическое и политическое развитие Гершуни признает, что любой новый спрос на рабочую силу будет на квалифицированную, а не на дисквалифицированную, и что рост неформального производства, скорее всего, приведет к снижению женский труд непропорционально оплачивается (9).
Ввиду этих, казалось бы, неотъемлемых неравенств он не может произвести никаких изменений.
Например, он отмечает, что отсутствие «сексуального равенства» является результатом регрессивных социальных установок:
Несмотря на недавние и важные изменения в публично выраженных взглядах, домашняя работа по-прежнему считается преимущественно женской работой.
Тот факт, что женщины несут ответственность за домашнюю работу, сокращает время, которое женщины имеют на оплачиваемую работу, что ставит их в невыгодное положение на рынке наемного труда.
И здесь есть неравенство: именно потому, что схожие типы мужчин и женщин, потому что мужья и жены хотят работать одинаковое количество часов, в то время как женщины сохраняют свою особую ответственность за работу по дому, являются причиной того, что женщины с большей вероятностью примут Работа с частичной занятостью (которая обычно имеет более низкий статус), требует меньше энергии, чтобы сконцентрироваться на своей работе, меньше гибкости, чтобы работать больше часов, когда это необходимо, поэтому они не могут конкурировать на равных с мужчинами (10).
Очевидно, Гершуни не оправдывает такие взгляды, но описывает их так, что он подразумевает, что они неизбежны.
Таким образом, эти два интерактивных процесса инноваций в технологии и поведении семьи создают новые сочетания работы для различных социальных категорий.
Ручная работа снижается по отношению к работникам, и поскольку члены семейного устройства выполняют новые рабочие места.
Гершуни упоминает мимоходом пункт, который я считаю чрезвычайно важным, и который я уже подробно описал в главах 8 и 9, то есть семьи все чаще приобретают свои услуги за счет сочетания неоплачиваемой работы с капитальными товарами. и материалы, оплаченные деньгами, заработанными на оплачиваемой работе.
Поэтому семьи, не имеющие официальной занятости, могут считать, что их способность интегрироваться в неформальную производственную деятельность также затрагивается. И чем больше конкретное общество предоставляет свои конечные услуги на неофициальной основе, а не на формальной основе, тем дороже его официальные услуги.
Таким образом, процесс «неформализации» производства не обязательно облегчает бремя безработицы (11).
Гершуни признает эти неравенства и закономерности поляризации, но не считает их центральной частью своего аргумента.
Его анализ того, как время и деньги работают в развитии общества самообслуживания для производства уменьшающейся предельной полезности дохода, важен, поскольку он не упускает из виду тот факт, что семьям все еще нужны большие суммы. деньги, чтобы получить доступ к деятельности самообслуживания.
Хотя работа Гершуни является творческой (12), его книгу следует читать между строк, чтобы обнаружить новые модели неравенства, которые генерируются и, несомненно, обостряются описанными им процессами социальных инноваций.
Недооценивая последствия распределения и делая вывод о том, что люди действительно хотят делать, те, кто принимает эту линию мышления, могут невольно закрывать варианты и игнорировать потенциальные политические реакции традиционного или нетрадиционного типа.
Тем не менее, этот образ мышления является ценным и предлагает другой и строгий подход к связи между семьей, работой и обществом.
2. Неформальная и домашняя работа как стратегии выживания для бедных
Последователи этой линии размышлений, кажется, противостоят последователям предыдущей группы.
Последствия распределения имеют решающее значение для его подхода, и подчеркиваются злокачественные эффекты накопления капитализма, а не преимущества технологических инноваций.
Потребность в увеличении выгод, а не выгод от повышения производительности, рассматривается в качестве основной движущей силы перемен, и нагрузка на рабочий класс более важна, чем выгоды, которые могут принести наиболее зажиточные.
Капиталистический кризис приводит к росту безработицы, поэтому анализируемые работники не могут содержать себя и тех, кто зависит от них.
Единственный способ выжить обездоленных работников - это заняться неформальной работой или вернуться к протоиндустриальным моделям домашней работы.
Таким образом, новые модели домашней работы возникают из-за разрыва во взаимосвязи между накоплением капитала и репродуктивными моделями для растущей части населения.
Эффекты распределения с точки зрения структурных изменений в экономике были хорошо проиллюстрированы в Италии, и работа Mingione является хорошим примером марксистского анализа, который развивает эту линию размышлений (13). Он указывает на некоторые слои итальянского населения, которые «приспосабливаются» к этим более глобальным процессам накопления капитала, комбинируя различные формы домашней и неформальной работы (14).
Для Mingione капитализм, как мы уже говорили, поглотил наемных рабочих, превратив их в рабочую силу товаров, а затем, с ростом безработицы (по любым причинам), он покинул их. Будучи неспособными удовлетворить свои потребности в потреблении, избыточные работники вынуждены сокращать свой спрос на товары и услуги и «вместо этого работать для собственного потребления и неформального потребления» (15).
Такие работники и их семьи, «постепенно покидаемые формальным экономическим циклом» (16), вынуждены заниматься черной и неформальной занятостью и неоплачиваемой работой, а государство вынуждено повышать государственные субсидии.
Эти структурные изменения рассматриваются Mingione как необратимые, учитывая логику капиталистического развития: «децентрализация, неформализация определенных секторов экономики и рост домашней работы являются, в общем, защитными мерами в контексте капиталистического управления очень сложным кризисом и продлен »(17).
Ситуация в Италии, описанная Mingione, не совсем пессимистична. По его словам:
В наши дни большая репродуктивная независимость и солидарность возможны в современных городских условиях…
Необходимо, чтобы новые формы социальной солидарности не привели к развитию конкурентных групп между собой (для получения части ограниченных государственных ресурсов), но способствовали бы радикальным изменениям в системах воспроизводства, против массового потребления и в пользу расширения сотрудничества и независимости местного сообщества (18).
Если оставить в стороне этот необоснованный утопизм, становится очевидным, что итальянский опыт побуждает Mingione завершить рост более неформальных рабочих мест в семьях в ответ на регрессивную адаптацию бедных и маргинальных слоев населения.
Это не так уж далеко от позиции, занятой Роузом (19), который также рассматривает «внутреннюю экономику» как средство для продвижения вперед в бурных экономических условиях на данный момент.
Роуз также рассматривает преимущества, получаемые семьями в рамках того, что он называет «альтруистическим и любящим обменом услугами вне денежной экономики» (20).
Вынужденный рост неформальной работы, которую Мингионе описывает для Италии, может быть соответствующим образом представлен с марксистской точки зрения, но действительно существует замечательная последовательность между этим подходом и идеями некоторых британских правых экономистов.
Они также рассматривают неформальную работу как стратегию выживания для бедных, хотя и придерживаются совершенно иных политических взглядов.
Патриция Минфорд отмечает, что безработные «могут делать полезные вещи дома и даже законно зарабатывать деньги, одновременно требуя выплаты пособий» (21), и предлагает сократить пособия по безработице, чтобы поощрить работников устраиваться на работу. низкого вознаграждения.
Хотя предположение Минфорда эмпирически недопустимо, существует некоторая согласованность между мнениями Минджионе и Минфорда о том, что бедные и обездоленные выполняют другие формы работы дома, и что путь к их сокращению состоит в том, чтобы стимулировать большую занятость (а не очень разными методами и с очень разными предположениями).
Очевидно, что несколько странно представить вместе анализ нелегальной домашней работы и неконтролируемого и эксплуатирующего производства в Италии с обсуждением того, что безработные люди в Ливерпуле делают со своим временем, независимо от того, владеют ли они своими домами или нет.
Это разные формы неформальной работы. Очевидно, что стратегии адаптации бедных сильно различаются между различными индустриальными обществами, будь то капиталистическими или социалистическими. В Советском Союзе было показано, что самые бедные семьи в городах чаще всего выращивают овощи в частных садах (22).
Оппортунистические способы продвижения вперед стали важным элементом истории всех форм труда (см. Главу 2).
Поскольку в настоящее время существует структурная безработица, в процессе капиталистического развития создается особая форма бедности. Кроме того, неформальные возможности трудоустройства среди безработных, вероятно, будут сокращаться, и те, кто работает, имеют больше возможностей для участия во всех других формах работы (см. Главу 4).
3. Переход от производства к потреблению при формировании сознания
Этот подход подчеркивает сближение целей и чаяний значительной части общества, которая стала большинством в большинстве западных обществ.
Получающиеся в результате более приватизированные, замкнутые, домохозяйственные и автономные домохозяйства ориентированы на потребителя и считают, что они могут быстрее достичь своих индивидуальных целей с помощью частных планов, чем с помощью коллективных действий.
Этот широкий «средний класс» составляет от 55 до 65 процентов всех домохозяйств в Британии, с обездоленным низшим классом на 20-25 процентов ниже его, а также богатой или высокооплачиваемой буржуазией. На 12-15 процентов выше.
Большинство из этих семей среднего класса владеют своими домами, и, судя по исследованию Шеппи, они довольны созданием образа жизни, основанного на мелком домашнем хозяйстве.
Возможно, наиболее выдающимся представителем этой линии размышлений является Андре Горц, который считает, что непрерывное технологическое развитие ведет к устранению общественного производителя.
Причина уменьшения важности производства для рабочих - как ручных, так и не ручных - заключается в том, что им не нужно тратить много часов в день, неделю или всю жизнь на работу.
В своей книге « Прощание с пролетариатом» Горц ссылается на «рассекреченных постиндустриальных пролетариев», которые больше не должны освобождаться от работы, но должны освобождаться от работы (от работы), отвергая их природу, содержание и необходимость.
Это заблуждение, потому что, хотя ни капитализм, ни «рабочие» не хотят трудоустройства, все еще существует острая потребность в деньгах - со стороны рабочих, чтобы купить средства, чтобы насладиться «свободным» временем и часть капиталистической системы, которая нуждается в обширном национальном рынке товаров и услуг.
Gorz пытается описать новую сферу свободы за пределами сферы занятости, утверждая, что по существу «свобода», которую большая часть населения переразвившихся стран пытается защитить от «коллективизма», и тоталитарная угроза свобода создавать частную нишу, которая защищает собственную жизнь от всех внешних социальных давлений и обязательств.
Эта ниша может быть представлена семейной жизнью, собственным домом, личным садом, мастерской DIY, лодкой, загородным домом, коллекцией антиквариата, музыкой, гастрономией, спортом, любовью и т. Д. Его значение изменяется обратно пропорционально степени удовлетворенности работой и прямо пропорционально интенсивности социального давления…
«Реальная жизнь» начинается вне работы, и сама работа становится средством расширения сферы неработающего труда, временной профессии, благодаря которой люди получают возможность выполнять свою основную деятельность (23).
По словам Горца, такое развитие сфер и стилей частного потребления переворачивает общественные отношения, установленные капитализмом, и может закончиться, по его словам, «устранением капитализма».
Далее он говорит, что параллельно сферой производства товаров является «сфера внутреннего производства, которая на практике всегда была так же важна, как и сфера экономического производства, придавая ей замаскированную материальную основу за счет работы вне дома. оплачивается и не измеряется женщинами и, в меньшей степени, детьми, бабушками и дедушками »(24).
Аргумент Горца очень упрощенный, идеалистический и, в некоторых отношениях, сексистский, включающий поляризованный взгляд на работу, который в этой книге я показывал ошибочным.
Тем не менее, он затрагивает тему, которая была строго разработана Патриком Данлеви и Питером Сондерсом, то есть, что владение жильем и стили в форме потребления могут иметь более широкие политические последствия (25).
Данлеви выступает против разделения между моделями потребления, основанными исключительно на профессиональных различиях между «средним» и «рабочим» классами.
Работники физического труда сильно фрагментированы с точки зрения того, что он называет своими «местами обитания потребителей», в значительной степени связанных с ролью государства в сфере жилья. Совсем недавно Сондерс пришел к выводу, что «класс - не единственная причина существования социальных разногласий и конфликтов» (26).
Он подчеркивает, что домовладение является не основой или выражением формирования класса, а «самым важным элементом в разделениях, которые происходят в потребительском секторе».
Было бы нелепо утверждать, что домовладение занимает место оплачиваемой работы как основной фактор, определяющий возможности в жизни многих людей и чувство социальной идентичности у обычных людей.
Но было бы в равной степени абсурдно отрицать важность владения жильем как в качестве источника накопления капитала, так и в качестве очага самообеспечения (27).
Однако так же, как было бы неправильно защищать простую прямую связь между профессией основного источника дохода мужчин и социальным и политическим поведением всех членов семьи, мы также должны избегать грубого детерминизма.
Как я указывал в главе 4, слабость теории действия Маркса постоянно забывалась. Предполагается определенная степень солидарности рабочего класса, которую трудно эмпирически поддержать (28).
«Традиционный» рабочий класс - это, вероятно, приватизированная, основанная на домашнем хозяйстве единица, основанная на нуклеарной семье, и, как показали исторические демографы, такие семьи имеют долгую историю в доиндустриальной Англии (29).
В любом обсуждении сознания и коллективных действий «рабочего класса» полезно вспомнить различие между инструментальным и аффективным коллективизмом.
Когда экономическая и политическая ситуация резко обернулась против тех, кто имел возможность продать свою рабочую силу и таким образом избежать трудностей, расширение права голоса и развитие прав профсоюзов были Основные цели для достижения.
Частные стратегии могли бы работать для членов рабочей аристократии, но для большинства рабочих единственной реалистичной альтернативой был коллективный ответ. Но эта коллективная сила, которая преследовала расширение равных прав для всех граждан, дала результаты, которые были либо краткими, либо менее удовлетворительными, чем ожидалось.
Профсоюзы имеют право расширять секторы, но они не способны защитить своих членов от деиндустриализации. Когда заводы закрываются или перемещаются из страны, боевики, скорее всего, внесут больше пользы, чем помешают процессу.
Движение производства в направлении «роста безработицы», основанного на интенсивном развитии капитала, подорвало коллективную власть рабочих.
Профсоюзы не могут гарантировать работу своим безработным. Кроме того, на политической арене муниципальный социализм породил большие блоки зданий, и муниципальные земли больше предполагают гражданство второго сорта, чем победу в кампании по получению лучшего жилья для простых людей.
Муниципалитет и Корпорация стали «представлять» их, возможно, более сильно, чем предприниматели, в качестве категории, за исключением некоторых секторов, таких как горнодобывающая промышленность и производство автомобилей. Тем не менее, хотя медсестры и социальные работники могут часто бастовать, им трудно символизировать типичного британского работника так, как это делают шахтеры или работники автомобильной промышленности, будь то из-за сексизма или отсутствие солидарности (30).
Конечно, многие считают, что работодатели Шеппи - самые высокооплачиваемые работники, чья работа заключается в том, чтобы предлагать средства для зарабатывания денег другим работникам (31).
Поэтому, если «солидарность рабочего класса» была в значительной степени инструментальной формой коллективизма, когда она не в состоянии распределить - или распределить муниципальную землю и институты, которые, на первый взгляд, не являются удовлетворительными, - было бы не удивительно, если бы этот же инструментализм стал более индивидуалистическим. (32).
Для многих простых людей мало что можно сделать на рабочем месте, чтобы улучшить свои личные возможности.
Они могут получить определенную сумму дополнительных денег путем переговоров, сверхурочной работы или сдельной работы; Но эта деятельность является относительно незначительной по сравнению с перемещением арендованного социального дома в собственный дом, где они могут работать, как они хотят. Они могут проявить себя более творчески в своих домах, чем на работе.
Наиболее эмоциональная солидарность рабочего класса была расценена некоторыми как существенный элемент идентичности класса, что подразумевает наличие политических последствий в форме поддержки группы, которая представляет коллективные цели. Духовые оркестры хорошо известны, поездки фанатов поддерживают их футбольные команды; Меньше внимания уделялось более индивидуальным интересам, таким как рыбалка или садоводство.
Подобно этому буржуазные формы аффективного коллективизма, такие как охота на лис, суета, которая сопровождала различные гребные мероприятия, и такие организации, как Ротари-клуб, Львы, благотворительные завтраки и т. П., Возможно, были недооценены. Кажется абсурдным и довольно глупым пытаться ограничить аффективные коллективные действия каким-либо из уровней социальной структуры.
Опьяняющая солидарность преувеличенной ночи обеда или пыл, выраженный коллективно на ежегодной конференции Института директоров, должны побудить нас осторожно относить этот тип коллективизма к позиции более низкого класса.
Точно так же, даже с точки зрения инструментального коллективизма, Национальный Союз Фермеров вполне может работать лучше, чем организация параллельных фермеров.
Аргумент о том, что определенный сектор социальной структуры имеет особый привилегированный доступ к аффективной солидарности, так же справедлив, как и разделение населения на классы, основанные на тех, кто поет в хоре, и тех, кто этого не делает.
Изменения в технологии, смещение акцента с работника как производителя на работника как потребителя, рост новых форм работы, связанных с потреблением, и переход работающего населения к более индивидуальным формам инструментальных действий - вот те элементы, которые разрушают центральное место в форме работы - занятости - как источника классового сознания и сплоченности (поскольку это всегда имело место).
Это, безусловно, сложные вопросы, и свидетельства Шеппи говорят о том, что Горц прощается с рабочим классом, возможно, несколько преждевременно. Однако тезис о поляризации и растущая озабоченность формами работы вне занятости предполагают не джентрификацию, а растущий средний класс
Новая линия деления на классы сегодня проходит между средней массой и низшим классом ниже.
Эти три направления мысли в некоторой степени дополняют друг друга: трудно отделить влияние технологий от развития капитализма, и возрастающее значение потребления нельзя отделить от различий в росте производительности товаров и конечных услуг, Элементы каждого из этих подходов к основным процессам, которые влияют на все формы работы, иллюстрируются в исследовании Шеппи.
Ноты
(1) Этот процесс был предвиден как возможность В. В. Даниэлем в январе 1980 г., когда в своем заявлении перед Комиссией по безработице Палаты лордов он заявил, что видит «призрак новой социальной структуры, нового разделения, возникающего». в нашем обществе и в нашей экономике, где растет доля домохозяйств, в которых никто не работает одновременно, так как увеличивается доля получателей заработной платы.
Есть некоторые новые бедные, которые действительно бедны, и дома, где дети растут без кого-либо на работу. Совсем другая картина получается, если мы смотрим на людей как на личности, а не на людей как на членов семьи (16 июня 1980 г., стр. 119).
(2) Что ясно, так это то, что неформальная экономика является неотъемлемой частью пересмотра разделения труда, которое я изложил здесь, и что все обсуждения политики благосостояния и социального распределения усилий и вознаграждений будут неточными, пока социологи должны дать точное описание экономических обменов без ограничений экономических мер »(А.Х. Хэлси,« Точка зрения социолога », в книге« Социальное государство в условиях кризиса », ОЭСР, Париж, 1981, стр. 26).
(3) См. Недавнюю книгу Дж. Гершуни «Социальные инновации и разделение труда», издательство Оксфордского университета, 1983 г., для наиболее подробного выражения этой позиции.
(4) Фермеры из Восточного Кента переложили большую часть расходов на доставку фруктов потребителю. Мы не только поощряем собирать собственные фрукты в течение сезона, но и поставляем яблоки на фермах вне сезона.
Фермер оставляет на своей ферме несколько яблок, весы и кучу денег. Клиент подает себе фрукты, оставляет деньги (принимая изменения при необходимости) и уезжает на своей машине.
Фермер пополняет яблоки из своей холодной комнаты и периодически собирает деньги. Даже если все имеющиеся запасы были украдены - на практике это вряд ли произойдет на регулярной основе - фермер все равно выиграет, даже если он сможет нанять самую дешевую рабочую силу.
(5) Гершуны, Социальные инновации…, с. 166. 6 Там же, П. 14.
(6) Там же, П. 14.
(7) Там же, П. 177.
(8) Там же, П. 177.
(9) Там же, П. 183.
(10) Там же, стр. 153 (курсив Гершуни).
(11) Там же, П. 48.
(12) Я искренне признаю, что в течение последних семи лет меня постоянно вдохновляла и помогала ваша работа.
(13) Э. Мингионе, "Информатизация, реструктуризация и стратегии выживания рабочего класса", Международный журнал городских и региональных исследований, 7 (3) 1983, с. 311-39. См. Также «Стратегии информатизации и выживания в Южной Италии», в E. Mingione и N. Redclift (eds.), Beyond Employment, Basil Blackwell, Oxford, 1984, для более подробного эмпирического обоснования его аргумента и на который я ссылаюсь, (14) Там же, П. 311.
(15) Там же, П. 317.
(16) Там же, П. 319.
(17) Там же, П. 328.
(18) Там же, П. 330.
(19) Глава 9, с. 303.
(20) Р. Роуз, Цеттинг в трех экономиках: ресурсы официальной, неофициальной и внутренней экономики, Центр изучения государственной политики, Стратклайдский университет, 1983, с. 25.
(21) П. Минфорд, журнал по экономическим вопросам, 3 (2), 1983, с. 97.
(22) См. Захватывающий анализ, который появляется у Л. Гордона и Э. Клопова, «Человек после работы», издательство «Прогресс», Москва, 1975, с. 44, 91-94.
(23) А. Горз, Прощание с рабочим классом, Плутон Пресс, Лондон, 1982, стр. 80-88.
(24) Там же, П. 82.
(25) См. П. Данливи, "Городские основы политического выравнивания", Британский журнал политических наук, 9, 1979, с. 409-43; и П. Сондерс, «За пределами жилищных классов: социологическое значение прав частной собственности в сфере потребления», Рабочий документ, 33, «Городские и региональные исследования», Университет Суссекса, 1983. Также важным в этом контексте является К. Оффе, «Альтернативные стратегии». в потребительской политике », глава 10 его сборника« Противоречия государства всеобщего благосостояния », Хатчинсон, Лондон, с. одиннадцать.
(26) Сондерс, за пределами жилищных классов, с. одиннадцать.
(27) Р. Э. Пал, Чей город?, Пингвин, Хармондсворт, 1974, глава 12 и на с. 298.
(28) К. Кумар, «Классовые и политические действия в Англии XIX века», Европейский журнал социологии, 24, 1983, с. 3-43; и "рабочие могут быть революционными?" Европейский журнал политических исследований, 6, 1978 с. 357-79. Об альтернативном подходе к этим проблемам см. G. Stedman-Jones, Language of Class, Cambridge University Press, 1984.
Интересный рассказ о традиционализме рабочего класса XIX века, «который включает в себя значительный фатализм», см. В статье П. Н. Стернса «Усилия по обеспечению преемственности в культуре рабочего класса», «Journal of Modern History», 52, 1980, pp. 625-55.
(29) Одним из лучших описаний жизни рабочего класса является Р. Робертс, The Classic Slum, Penguin, Harmondsworth, 1973. См. Также яркий и отнюдь не безразличный анализ в главах 10 и 11 книги Ф. Маунта Подрывная Семья, Джонатан Кейп, Лондон, 1982.
Эта домашняя жизнь не всем нравится. «Остерегайтесь домашнего уюта», - говорят авторы «Антисоциальной семьи». «Для многих людей работа настолько неблагодарна, что они сосредотачивают свою жизнь вокруг дома» (но когда это было иначе? Интересно). «Отделка дома, его обустройство, оснащение… становятся основными видами деятельности.
Семейный досуг и ориентированный на ребенка образ жизни становятся источником их самого глубокого удовлетворения… Как знает каждый социалист, почти невозможно привлечь разумную толпу к публичному призыву »(М. Баррет и М. Макинтош «Антисоциальная семья», Verso Editions, Лондон, 1983, стр. 146).
(30) Конечно, странно и неубедительно, что коллективная солидарность работников сферы услуг рассматривается как «промышленная акция».
(31) См. Также Р. Э. Пал, «Реструктуризация капитала, местная политическая экономия и стратегии работы по дому: все формы работы в контексте», D. D. Gregory и J. Urry (eds.), «Социальные отношения и пространственные структуры». Макмиллан, Лондон, 1984.
(32) Для анализа различных форм инструментального действия в другом контексте, см. RE Pahl, "Инструментальность и общность в процессе урбанизации", Социологическое расследование, 43 (3-4), 1973, с. 191-36. 241-60.
Заключительная глава изданий "Отделы труда" Министерство труда и социального обеспечения Мадрид, 1991 год, ISBN84-7434-653-3 Перевод: Эльвира Кортес Редакция: Хуан Хосе Кастильо
Журнал труда и общества, справки о трудоустройстве, культуре и политической практике в сегментированных обществах.
